Нерадивая дочь - Лариса Джейкман
– Лиза полюбила меня, – говорил Николай. – Но в какой-то момент я понял, что наши отношения зашли слишком далеко. Я был к ним не готов, но Лиза ничего не хотела слушать. Она добивалась близости, говорила, что это необходимо ей для здоровья, а на меня у нее никаких видов нет.
– Негодяй! – взорвался отец. – Ты, взрослый мужик, хочешь всю вину свалить на юную, неопытную во взрослых отношениях девчонку?
– Извините, но Лиза не была девчонкой, то есть я был у нее не первый мужчина.
– Ладно, оставим это. Я не хочу копаться в вашем грязном белье. Какие шаги вы намерены теперь предпринять? Бросить ее и своего ребенка на произвол судьбы? Или вы, как порядочный мужчина, все же создадите семью, взяв на себя ответственность за содеянное?
– Как семью? – опешил Николай. – А Лиза разве не говорила вам, что я женат?
И тут грянул гром с ясного неба. Тимофей, как коршун, налетел на опешившего Черникова, он повалил его на пол и начал мутузить с силой и остервенением. Мать бросилась их разнимать, тут вошел начальник аэропорта и с криком «Что тут происходит» велел позвать охрану. Мужчин вывели на улицу. У Николая из носа шла кровь, которую он пытался остановить, задрав голову кверху, а отец с кулаками, еле сдерживая себя, плюнул в его задранную физиономию и быстрой походкой ушел прочь. Дома он выпил залпом стакан водки и без сил рухнул на диван, тут же забывшись неспокойным сном.
Семья Клочковых приняла этот удар судьбы стойко. Они не настаивали на аборте, как это часто случается в подобных ситуациях, они просто решили, что будут воспитывать внука или внучку, а учиться дочь все равно будет, только попозже, когда малыш чуть-чуть подрастет.
Каково же было их удивление и легкий испуг, когда на определенном сроке они узнали, что у Лизы будет двойня.
– Боже мой! Это же наказание Господнее, – запричитала было мама, но Тимофей резко остановил ее.
– Еще чего придумала! Какое такое наказание, все дано Лизавете с лихвой. Она хотела, она получила. Пусть теперь воспитывает двоих и не ропщет!
Но молодая будущая мама и не роптала. Она любила своих детей, которых вынашивала, была уверенна в том, что это сыновья, не хотела ничего проверять и подтверждать и справлялась со своей тяжелой беременностью сама. Она даже имена детишкам придумала: Эдуард и Леонид. Красивые имена, звучные. Родители помогали дочери, как могли, и наконец час появления близнецов на свет настал.
Лиза корчилась от боли, она кричала и плакала навзрыд, пока ее везли в родильный дом и умоляла помочь. Боль была нестерпимой, схватки шли одна за одной, а малыши внутри нее шевелились с такой силой, что ей казалось, будто они лихорадочно ищут выход на свет божий, но никак не могут найти.
Бедная женщина уже почти теряла сознание, когда наконец оказалась в родовой палате. Тут же рожала еще одна женщина, и акушеры метались от одной роженицы к другой. Роды у обеих были сложные и краем уха Лиза уловила слова: «Не справится та, поздние роды, да еще такие тяжелые».
Но посочувствовать этой женщине у Лизы не было сил, она сама была на последнем издыхании, когда вдруг услышала пронзительный крик новорожденного: ее соседка наконец разрешилась, и весь медперсонал неожиданно бросился к ней, кто-то унес ребенка, а остальные, по-видимому, пытались привести в чувство бедную, измученную тяжелыми родами женщину, которая потеряла сознание.
У Лизы вдруг вырвался отчаянный крик, ей стало нестерпимо больно и страшно и за себя, и за ту несчастную, рука которой вдруг безжизненно свесилась вниз, пальцы дернулись пару раз, медленно разжались и застыли.
– Все, увозите, – прозвучали слова, после чего все снова подбежали к Лизе, которая буквально через пять минут родила своего первенца.
– Ну что, мамочка, давайте нам и второго, тужьтесь, тужьтесь, – слышала она и тужилась изо всех сил, но это не помогало.
Бедная женщина была на грани отчаяния, когда вдруг одна из акушерок спросила:
– Ну что, «кесарим»? Или попытаемся еще?
Но тут вдруг боль стала резко стихать, или Лизе так показалось, она откинулась всем телом назад, выгнув спину, и застыла в такой позе. Сквозь шум и звон в ушах она услышала слова, которые прозвучали, как приговор:
– Нет, поздно, достаем щипцами, – как будто речь шла о каком-то предмете, который где-то застрял, и его трудно, но необходимо извлечь.
Лиза услышала громкий крик одной из акушерок: «Анестезиолога, срочно!», она испугалась и спросила запекшимися губами:
– Ленечка родился? А почему он не плачет?
Тут в палату ворвался мужчина, на ходу натягивая медицинскую маску на лицо, он подбежал к новорожденному, проделал какие-то манипуляции, и отступил в сторону. Затем, взяв Лизу за руку, тихо произнес:
– Мне очень жаль, ребеночек мертв.
Это были последние слова, которые помнила несчастная мать, очнувшись уже в палате. Сколько времени она была в беспамятстве, трудно сказать, но когда очнулась, то вспомнила весь ужас, произошедший с ней и горько зарыдала.
Потом ей показали медицинское заключение. Из него следовало, что второй ребенок погиб в утробе матери от асфиксии, которая наступила вследствие двукратного обвития его шеи пуповиной. Все медицинские термины были конечно же понятны Лизе, но она тупо смотрела на голубоватый лист бумаги, на котором были напечатаны эти страшные слова, и не хотела в них верить.
– Неужели ничего нельзя было сделать? – тихо спросила она, а из глаз катились крупные слезы.
– Мы сделали все возможное, поверьте нам. Но у ребеночка просто не хватило сил выжить. Вы переживите это горе ради вашего первого сыночка. Он у вас замечательный, здоровенький, просто чудо, а не малыш, – увещевали Лизу, и она вдруг почувствовала тепло в душе, какую-то тихую, грустную радость и произнесла:
– Да, это Эдик. Он теперь будет жить за двоих.
23. Маленькая Таня
Солнечное апрельское утро врывалось в больничную палату легким ветерком, запахом первой сирени в саду и солнечными зайчиками, которые прыгали по стенам, отражаясь от открытых настежь окон.
Лиза кормила сына. Он был такой маленький, пухленький и розовощекий, что медсестра, которая его принесла, произнесла:
– Какой красивенький мальчик, – и, перехватив Лизин взгляд, тут же добавила: – я не глазливая, вы, мамочка, не бойтесь.
В этот день Эдик покушал мало, быстро уснул, и Лиза прилегла рядышком с ним, чтобы полюбоваться на свое чудо, пока его вновь не забрали. Неожиданно к ним в палату вошла заведующая отделением и спросила Лизу:
– Как вы себя чувствуете, Елизавета Тимофеевна?
Лиза удивилась такому вниманию и официальности тона, но ответила, что неплохо.
– Эдик меня радует, но про второго сыночка я никак не могу забыть, – проговорила она дрогнувшим голосом.
– Знаете что, пройдемте со мной, мне нужно с вами поговорить. Сыночка можете взять с собой, он у вас так славно спит.
Лиза тяжело поднялась с постели, взяла на руки Эдика и проследовала в кабинет заведующей.
– Присаживайтесь, – сказала та. – Елизавета Тимофеевна, у нас к вам есть просьба. Вернее, даже не у нас, а у одного овдовевшего отца. Его жена рожала вместе с вами, может помните?
– Да, помню. Так она все-таки умерла?! Бедная женщина. А что же с ребенком?
– Вот об этом и речь. Ребеночек на искусственном вскармливании. Но девочка слабенькая совсем, у нее началась аллергия от искусственного молока. Ее отец обратился к нам с просьбой подыскать кормилицу. А у вас молока в избытке. Организм по инерции вырабатывает его на двоих.
– И что? Вы хотите, чтобы я разрешила сцеженным молоком кормить этого ребенка? Да пожалуйста, я разве против? – тут же сказала Лиза.
– Не совсем. Дело в том, что от резиновой соски девочка отказывается, отворачивается и плачет. Видимо ее организм просто инстинктивно не принимает такой кормление.
Лиза не сразу могла взять в толк, что от нее требуется. Она пожала плечами
